Неточные совпадения
После обеда, когда Долли вышла в свою
комнату, Анна быстро встала и подошла к
брату, который закуривал сигару.
Рана Вронского была опасна, хотя она и миновала сердце. И несколько дней он находился между жизнью и смертью. Когда в первый раз он был в состоянии говорить, одна Варя, жена
брата, была в его
комнате.
Больной удержал в своей руке руку
брата. Левин чувствовал, что он хочет что-то сделать с его рукой и тянет ее куда-то. Левин отдавался замирая. Да, он притянул ее к своему рту и поцеловал. Левин затрясся от рыдания и, не в силах ничего выговорить, вышел из
комнаты.
Так как в доме было сыро и одна только
комната топлена, то Левин уложил
брата спать в своей же спальне за перегородкой.
Нельзя утаить, что почти такого рода размышления занимали Чичикова в то время, когда он рассматривал общество, и следствием этого было то, что он наконец присоединился к толстым, где встретил почти всё знакомые лица: прокурора с весьма черными густыми бровями и несколько подмигивавшим левым глазом так, как будто бы говорил: «Пойдем,
брат, в другую
комнату, там я тебе что-то скажу», — человека, впрочем, серьезного и молчаливого; почтмейстера, низенького человека, но остряка и философа; председателя палаты, весьма рассудительного и любезного человека, — которые все приветствовали его, как старинного знакомого, на что Чичиков раскланивался несколько набок, впрочем, не без приятности.
Дуня встревожилась, но молчала и даже помогала ей устраивать
комнату к приему
брата.
— Ведь вот прорвался, барабанит! За руки держать надо, — смеялся Порфирий. — Вообразите, — обернулся он к Раскольникову, — вот так же вчера вечером, в одной
комнате, в шесть голосов, да еще пуншем напоил предварительно, — можете себе представить? Нет,
брат, ты врешь: «среда» многое в преступлении значит; это я тебе подтвержу.
(Николай Петрович не послушался
брата, да и сам Базаров этого желал; он целый день сидел у себя в
комнате, весь желтый и злой, и только на самое короткое время забегал к больному; раза два ему случилось встретиться с Фенечкой, но она с ужасом от него отскакивала.)
Все мысли Клима вдруг оборвались, слова пропали. Ему показалось, что Спивак, Кутузов, Туробоев выросли и распухли, только
брат остался таким же, каким был; он стоял среди
комнаты, держа себя за уши, и качался.
Он вышел в большую
комнату, место детских игр в зимние дни, и долго ходил по ней из угла в угол, думая о том, как легко исчезает из памяти все, кроме того, что тревожит. Где-то живет отец, о котором он никогда не вспоминает, так же, как о
брате Дмитрии. А вот о Лидии думается против воли. Было бы не плохо, если б с нею случилось несчастие, неудачный роман или что-нибудь в этом роде. Было бы и для нее полезно, если б что-нибудь согнуло ее гордость. Чем она гордится? Не красива. И — не умна.
Клим тоже ушел, сославшись на усталость и желая наедине обдумать
брата. Но, придя в свою
комнату, он быстро разделся, лег и тотчас уснул.
Это было очень хорошо, потому что жить в одной
комнате с
братом становилось беспокойно и неприятно.
Уверенный, что он сказал нечто едкое, остроумное, Клим захохотал, прикрыв глаза, а когда открыл их — в
комнате никого не было, кроме
брата, наливавшего воду из графина в стакан.
Самгин не слушал, углубленно рассматривая свою речь. Да, он говорил о себе и как будто стал яснее для себя после этого.
Брат — мешал, неприютно мотался в
комнате, ворчливо недоумевая...
Клим все-таки пошел в свою
комнату,
брат, пристукивая костылем, сопровождал его и все говорил, с радостью, непонятной Климу и смущавшей его.
Говоря, он смотрел в потолок и не видел, что делает Дмитрий; два тяжелых хлопка заставили его вздрогнуть и привскочить на кровати. Хлопал
брат книгой по ладони, стоя среди
комнаты в твердой позе Кутузова. Чужим голосом, заикаясь, он сказал...
Из окна своей
комнаты Клим видел за крышами угрожающе поднятые в небо пальцы фабричных труб; они напоминали ему исторические предвидения и пророчества Кутузова, напоминали остролицего рабочего, который по праздникам таинственно, с черной лестницы, приходил к
брату Дмитрию, и тоже таинственную барышню, с лицом татарки, изредка посещавшую
брата.
Райский, с умилением
брата, смотрел на невесту, и когда она вышла из своей
комнаты, совсем одетая, он сначала ахнул от восторга, потом испугался, заметив в ее свадебном, померанцевом букете несколько сухих, увядших цветков.
Райский подождал на дворе. Яков принес ключ, и Марфенька с
братом поднялись на лестницу, прошли большую переднюю, коридор, взошли во второй этаж и остановились у двери
комнаты Веры.
— Прощай,
брат, — вдруг отрезала Лиза, быстро выходя из
комнаты. Я, разумеется, догнал ее, но она остановилась у самой выходной двери.
Как я и ожидал того, она сама вошла в мою
комнату, оставив князя с
братом, который начал пересказывать князю какие-то светские сплетни, самые свежие и новоиспеченные, чем мигом и развеселил впечатлительного старичка. Я молча и с вопросительным видом приподнялся с кровати.
Игнатий Никифорович отдыхал в другой
комнате, и Наталья Ивановна одна встретила
брата.
Рагожинские приехали одни, без детей, — детей у них было двое: мальчик и девочка, — и остановились в лучшем номере лучшей гостиницы. Наталья Ивановна тотчас же поехала на старую квартиру матери, но, не найдя там
брата и узнав от Аграфены Петровны, что он переехал в меблированные
комнаты, поехала туда. Грязный служитель, встретив ее в темном, с тяжелым запахом, днем освещавшемся коридоре, объявил ей, что князя нет дома.
В нижнем этаже Общественного клуба помещалось несколько маленьких
комнат, уставленных зелеными ломберными столиками; здесь процветал знаменитый сибирский вист с винтом, героями которого являлись Иван Яковлич, Ломтев и
братия.
Привалов привез
брата в Узел и отвел ему несколько
комнат в доме, на прежней половине Ляховских.
Лепешкин и Данилушка бродили из
комнаты в
комнату под ручку, как два
брата. Они чувствовали себя здесь так же хорошо, как рыба в воде, и, видимо, только подыскивали случай устроить какую-нибудь механику.
Гроб же вознамерились оставить в келье (в первой большой
комнате, в той самой, в которой покойный старец принимал
братию и мирских) на весь день.
— Да, да, — повторил я с каким-то ожесточением, — и в этом вы одни виноваты, вы одни. Зачем вы сами выдали вашу тайну? Кто заставлял вас все высказать вашему
брату? Он сегодня был сам у меня и передал мне ваш разговор с ним. — Я старался не глядеть на Асю и ходил большими шагами по
комнате. — Теперь все пропало, все, все.
— Да, — продолжал я, вставая и отходя на другой угол
комнаты. — Ваш
брат все знает… Я должен был ему все сказать.
Когда я встретился с ней в той роковой
комнате, во мне еще не было ясного сознания моей любви; оно не проснулось даже тогда, когда я сидел с ее
братом в бессмысленном и тягостном молчании… оно вспыхнуло с неудержимой силой лишь несколько мгновений спустя, когда, испуганный возможностью несчастья, я стал искать и звать ее… но уж тогда было поздно.
Раз весною 1834 года пришел я утром к Вадиму, ни его не было дома, ни его
братьев и сестер. Я взошел наверх в небольшую
комнату его и сел писать.
Несколько дней сряду я ходил по опустелым
комнатам, где прежде ютились
братья и сестры, и заглядывал во все углы.
Господский дом разделил надвое с таким расчетом, что одному
брату достались так называемые парадные
комнаты, а другому — жилые, двадцать три крестьянских двора распределил через двор: один двор одному
брату, другой — рядом с первым — другому и т. д.
Поэтому мы все больше и больше попадали во власть «того света», который казался нам наполненным враждебной и чуткой силой… Однажды старший
брат страшно закричал ночью и рассказал, что к нему из соседней темной
комнаты вышел чорт и, подойдя к его кровати, очень изящно и насмешливо поклонился.
Он останавливался посредине
комнаты и подымал кверху руки, раскидывая ими, чтоб выразить необъятность пространств. В дверях кабинета стояли мать и тетки, привлеченные громким пафосом рассказчика. Мы с
братьями тоже давно забрались в уголок кабинета и слушали, затаив дыхание… Когда капитан взмахивал руками высоко к потолку, то казалось, что самый потолок раздвигается и руки капитана уходят в безграничные пространства.
Однажды, когда он весь погрузился в процесс бритья и, взяв себя за кончик носа, выпятил языком подбриваемую щеку, старший
брат отодвинул через форточку задвижку окна, осторожно спустился в
комнату и открыл выходную дверь. Обеспечив себе таким образом отступление, он стал исполнять среди
комнаты какой-то дикий танец: прыгал, кривлялся, вскидывал ноги выше головы и кричал диким голосом: «Гол, шлеп, тана — на»…
В другой
комнате на полу горела свеча, слышалось дыхание спавших
братьев и сестры, а за окном вздыхал ветер…
Тогда, видя, что процедура бритья находится только в начале, а прервать ее Уляницкий не намерен, мы с младшим
братом тоже спустились в
комнату и присоединились к неистовой пляске.
Усталый, с холодом в душе, я вернулся в
комнату и стал на колени в своей кровати, чтобы сказать обычные молитвы. Говорил я их неохотно, машинально и наскоро… В середине одной из молитв в усталом мозгу отчетливо, ясно, точно кто шепнул в ухо, стала совершенно посторонняя фраза: «бог…» Кончалась она обычным детским ругательством, каким обыкновенно мы обменивались с
братом, когда бывали чем-нибудь недовольны. Я вздрогнул от страха. Очевидно, я теперь пропащий мальчишка. Обругал бога…
Я не в Житомире, а в Ровно; рядом со мной другая
комната, где спят
братья, дальше гостиная, потом спальня отца и матери…
Мой
брат зачем-то вернулся в
комнату, и я едва успел выйти до его прихода.
В тот же день вечером младший
брат таинственно вызвал меня из
комнаты и повел в сарай.
Песня нам нравилась, но объяснила мало.
Брат прибавил еще, что царь ходит весь в золоте, ест золотыми ложками с золотых тарелок и, главное, «все может». Может придти к нам в
комнату, взять, что захочет, и никто ему ничего не скажет. И этого мало: он может любого человека сделать генералом и любому человеку огрубить саблей голову или приказать, чтобы отрубили, и сейчас огрубят… Потому что царь «имеет право»…
Брат выбежал в шапке, и вскоре вся его компания прошла по двору. Они шли куда-то, вероятно, надолго. Я кинулся опять в
комнату и схватил книгу.
Так
братья и не успели переговорить. Впрочем, взглянув на Симона, Галактион понял, что тут всякие разговоры излишни. Он опоздал. По дороге в
комнату невесты он встретил скитского старца Анфима, — время проходило, минуя этого человека, и он оставался таким же черным, как в то время, когда венчал Галактиона. За ним в скит был послан нарочный гонец, и старик только что приехал.
Любовь Андреевна. Детская, милая моя, прекрасная
комната… Я тут спала, когда была маленькой… (Плачет.) И теперь я как маленькая… (Целует
брата, Варю, потом опять
брата.) А Варя по-прежнему все такая же, на монашку похожа. И Дуняшу я узнала… (Целует Дуняшу.)
Теперь мать жила в двух
комнатах передней половины дома, у нее часто бывали гости, чаще других
братья Максимовы...
Андрей Федотыч был добродушный и веселый человек и любил пошутить, вызывая скрытую зависть Кишкина: хорошо шутить, когда в банке тысяч пятьдесят лежит. Старший
брат, Илья Федотыч, наоборот, был очень мрачный субъект и не любил болтать напрасно. Он являлся главной силой, как старый делец, знавший все ходы и выходы сложного горного хозяйства. Кишкина он принимал всегда сухо, но на этот раз отвел его в соседнюю
комнату и строго спросил...
Анфиса Егоровна примирилась с расторопным и смышленым Илюшкой, а в Тараске она не могла забыть родного
брата знаменитого разбойника Окулка. Это было инстинктивное чувство, которого она не могла подавить в себе, несмотря на всю свою доброту. И мальчик был кроткий, а между тем Анфиса Егоровна чувствовала к нему какую-то кровную антипатию и даже вздрагивала, когда он неожиданно входил в
комнату.
— Какие тут шутки, Любочка! Я был бы самым низким человеком, если бы позволял себе такие шутки. Повторяю, что я тебе более чем друг, я тебе
брат, товарищ. И не будем об этом больше говорить. А то, что случилось сегодня поутру, это уж, будь покойна, не повторится. И сегодня же я найму тебе отдельную
комнату.